Девушка прикусила губу, а потом подняла глаза. В серости комнатушки сквозь солёную влагу она разглядела большую, красочно разряженную куклу с фарфоровым лицом, сидящую на тумбе возле её кровати, и вазу с пышным букетом роз.

Анна ещё раз положила руку на обнажённое плечо, а из памяти вырвалось недавнее видение: незнакомка с круглыми оспинами-шрамами на спине и короткой стрижкой, целующий бледные девичьи плечи и груди штабс-капитан, протяжные и самозабвенные стоны вожделения, когда мужские руки опустились к женскому лону. А ведь это была она сама. Нет. Это будет она сама. Она просто не смогла узнать собственное отражение из грядущего.

Девушка улыбнулась и вытерла ладонями слезы, а потом на цыпочках подошла к цветам, не отрывая от них глаз.

— Красивые. И пахнут чудесно.

Глава 35

Ошибки рассудка

До места пробоя мы добрались весьма споро. Точка на приборе высвечивалась стабильно и не скакала с места на место, давая весьма точное место предстоящих событий. Равномерное усиление сигнала тоже говорило в пользу самого обычного события.

В итоге мы стояли на узенькой, разбитой колёсами телег улочке между покосившимися плетёными изгородями трущоб. Казалось бы, город не такой старый, как Москва, Рязань или Новгород, и даже моложе Петрограда, но выгоревшие до серости, утопленные по самые окна в земле домики с ущербными крышами и кривыми ставнями выглядели так, словно им было в обед пятьсот лет. Только один из них был более или менее свежим, и то из законопаченных щелей между брёвен торчало столько мха и пакли, отчего казалось, что древесину пилили вусмерть пьяные мужики. Даже глиной поверх не замазали, а уж про побелку и говорить нечего. Маленькие огородики хоть и были ухожены, но кроме морквы и капусты на их ничего не росло, ни ягодных кустов, ни цветов, ни иной путной рассады. А вот, вдоль заборов, наоборот, росла высокая, никем не прибранная трава, смешанная с жухлой прошлогодней. Со всех сторон противно надрывались сиплыми криками петухи, которые тоже казались пьянью, как и многие из здешних хозяев, да испуганные грязные собаки тихо подгавкивали, просунув морды через прутья плетней.

Это так разительно отличалось от широких мощёных улиц и трёхэтажных кирпичных домой на том берегу, и от этого казалось, будто мы находимся в совершенно другой местности, а то и пребываем в чужом мире. Даже расположенный в другом краю этого района, в крестьянской общине, Настин дом, тщательно побеленный, с красиво раскрашенным крыльцом и чисто вымытыми окнами, казался настоящими купеческими хоромами по сравнению с этим убожеством.

Я поглядел на растерянного Сашку, а потом ещё раз обвёл злым взором навевающую тоску и брезгливость улочку. В нескольких грязных окнах мелькнули хмурые обитатели халуп. Взгляд сам собой зацепился за ярко-синие глаза какого-то растрёпанного мальчонки лет трёх, высунувшегося поглядеть на закованных в механическую броню людей, а потом из глубин дома вынырнула женщина и, схватив пацана поперёк тела, утащила это глазастое чадо подальше.

— Шеф, чё бум делать? — спросил Никитин, держа в опущенных руках винтовку с примкнутым штыком.

— Пробоя ещё не было, — ответил я, повернувшись и поглядев на другой конец улицы. Мои механические пальцы легли на рукоять карабинного обреза, торчащую из набедренного чехла на тот манер, как его таскают револьверы пастухи из Нового Света, зовущиеся ковбоями. На другом бедре у меня висели ножны с кинжалом, режущим заклинания. В голове несколько раз прокрутилось слово «Идемони».

— Шеф, а если эт киллеры?

— Кричим «Ни с места», потом стреляем в воздух, а если не послушается, то насмерть, — произнёс я и добавил: — Ты в воздух, я в цель.

— Окей, шеф, — с готовностью кивнул Александр.

Я вздохнул. Как-то Никитин назвал пробой киндер-сюрпризом, мол, хрен знает, что оттуда вывалится, и что за тройное удовольствие такое, топать по ночи хрен знает куда. Я так и не понял причём тут детская неожиданность, но нечто, имеющее гадостный душок нестираных пелёнок, тут было.

Ожидание затягивалось, а шумящие петухи с шавками начинали выводить из душевного равновесия. Брезжащий рассвет потихоньку становился ярче, но солнце ещё не выглянуло из-за горизонта. Притихшие собаки в какой-то момент начали лаять с новой силой, и я оглянулся в поисках того, что их могло растревожить. Это мог быть как попаданец, вынырнувший из почти бесшумного пробоя, так и дурная кошка, возвращающаяся с ночной прогулки. Взгляд несколько раз пробежался по пустой улице, ничего не находя, а потом на самой периферии восприятия мелькнула прозрачная, вишнёвого цвета фигурка. Я прищурился, вглядываясь в фантомное создание, похожее на небольшого шакала, и стоящее у заборчика в двух десятках шагов от нас. Это был ищеец, которого спустил на поиски Могута.

Я поглядел на Никитина, который не мог, в отличие от меня, видеть это существо. Парень глубоко зевнул и тряхнул головой.

— Шеф, чёта пробой затягивается, — произнёс он, и попытался почесать сквозь броню ногу, а потом тихо выругался, так как это у него, само собой разумеется, не получилось.

— Ждём, — тихо ответил я, и сделал несколько осторожных шагов к ищейцу. Призрачное создание облизало длинным языком морду и отбежало на несколько шагов. Оно продолжало глядеть на меня и словно звало за собой. Я снова поглядел на Никитина, а потом позвал. Начавший стоя спать парень вздрогнул и попытался потереть лицо, но вовремя передумал, иначе бы нос механической перчаткой сломал или челюсть вывихнул.

— Ну-ка, прикрой меня, — протянул я и, не отрывая взгляда от существа цвета вишни, пошёл вперёд. Ищеец снова отбежал от нас и замер у самого входа в узкий проулок между двумя домами.

— Шеф, попаданец?

Я молча покачал головой. Объяснить не умеющему видеть эфирных созданий в чём суть — то же самое, что показать глухому на пальцах игру на дудочке. Он поймёт, о чём речь, но вот саму музыку никогда не услышит.

Тем временем существо опять сорвалось с места и исчезло в проулке. Когда же я собрался протиснуться между хлипких жердин, рядом раздался сочный хлопок пробоя, заставив вздрогнуть и вытянуть шею в поисках источника звука. После пробоя собаки взвыли на разный лад, а я достал из чехла обрез, сняв его с предохранителя и нажав на рычажок перезаряда. Клацнул толкаемый электрической катушкой затвор, досылая патрон в ствол. Ищеец явно не был связан с переходом из мира в мир, а это значило, что нужно, не теряя драгоценного времени, решить проблему попаданца и последовать за существом. И даже если эта оказия окажется пустышкой, упускать возможность проследить за столь высокоорганизованным эфирным созданием не стоило.

Глаза напряжённо вглядывались в убогие огородики и пустую унылую улицу в поисках пришлых, но ничего не находили.

— Стой на месте, — приказал я Сашке, а сам повёл затёкшей от напряжения шеей и двинулся вдоль домов, держа оружие перед собой на манер дуэлянтов пушкинской эпохи, расходящихся на дистанции выстрела во время сатисфакции с кремниевыми пистолетами в руках. А ещё на всякий случай я достал левой рукой из ножен кинжал. Клинок тонул в широкой механической перчатке и казался перочинным ножиком.

— Шеф, — позвал Сашка, но я цыкнул, чтоб тот замолчал. Пройдя несколько десятков шагов, я так и не мог найти попаданца. Он как сквозь землю провалился. Неужели в самом деле это профессиональный убийца, тихо уходящий от нас. Тогда наша миссия провалилась.

— Шеф, — снова произнёс Никитин, — нашёл.

— Где? — резко обернувшись, спросил я, а парень показал пальцем вверх, заставив меня задрать голову. На крыше ближайшего дома сидела худая-прехудая старуха. В том, что она из иного мира, можно было даже не сомневаться. Женщина была совершенно черна кожей, как мавританка. Седые волосы сплетались в десяток-другой тонких длинных косичек. Морщинистая кожа покрыта многочисленными шрамами, складывающихися в хитрые узоры. Пёстрая одежда, похожая по покрою на индийские сари, казалось, состояла из ярких лоскутов жёлтого, чёрного и красного цветов, а на руках и ногах красовались полированные медные кольца. Лоб женщины был обильно выкрашен охрой.